Стивен Кинг - Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая
Еще удар — и пара зубов Ника покатилась по земле. Он обмяк в руках держащих его людей, не в силах даже стонать.
— Рей, хватит! Ты убьешь его!
— Держите его. Мерзавец посмел ударить меня! Я должен отплатить ему за это.
Вдруг где-то вдалеке замигал огонек.
— О, Боже!
— Скорее, ребята, скорее!
Это был голос Рея, но Ник больше не видел его перед собой. Чьи-то руки вытолкнули его на середину дороги. Огонек приближался; это были фары автомобиля. Ник попытался встать на ноги, но ноги не слушались его. Он сделал несколько попыток — и понял, что это бесполезно. Что ж, пусть лучше смерть, чем такая адская боль!
Автомобиль затормозил в нескольких дюймах от Ника, но тот ничего не почувствовал: он потерял сознание.
Когда Ник пришел в себя, он лежал на койке, за последние три года ему пришлось перевидать немало разных коек. Бывали и похуже, чем эта. Он с усилием раскрыл глаза. Один из них открывался только до половины.
Над головой он увидел серый цементный потолок. С обеих сторон — голые белые стены. Осмотреться лучше не позволяла жестокая боль во всех конечностях. И все же он заметил, что стены исписаны разными надписями и испещрены непристойными картинками. Он понял, где находится: в тюремной больнице.
Опершись на локтях, он попытался спустить с койки ноги, чтобы принять вертикальное положение. Но тут голову пронизала невыносимая боль, и он безжизненно откинулся на подушку.
Он не кричал, потому что был просто не в состоянии это делать.
Отдышавшись и дождавшись, пока боль утихнет, он решил повторить попытку. На этот раз он был предельно осторожен, и ему удалось медленно сесть, а затем встать на ноги. Он медленно доковылял до двери. Она была незаперта, и он выглянул в коридор. Прямо возле двери на каталке лежал какой-то старик. Справа коридор заканчивался дверью, которая была приоткрыта. Посреди коридора стоял стол. Сидя за ним и положив голову на руки, в свете настольной лампы дремал какой-то человек.
Услышав шорох, он встал и медленно направился в сторону Ника. Это был большой и высокий полицейский, как показалось Нику, с большим пистолетом в кобуре на боку. Приблизившись к юноше, он некоторое время молча рассматривал его. Потом заговорил:
— Когда я был подростком, мы тоже частенько дрались, и я, приходя после этого домой, представлял собой довольно жалкое зрелище. Но ты, приятель, сейчас — еще более жалкое зрелище, чем я в те годы.
Ник подумал, что эта фраза у мужчины была заготовлена заранее.
— Как тебя зовут, бедняга?
Ник указал пальцем на плотно сжатые губы и отрицательно помотал головой. Потом он приложил палец к губам, прикрыл его другой рукой и снова помотал головой.
— Что? Не можешь разговаривать? А как же нам быть с тобой в таком случае?
Ник начертил пальцем в воздухе воображаемую ручку.
— Ты хочешь карандаш?
Ник кивнул.
— Если ты немой, почему же у тебя нет карточки, удостоверяющей это?
Ник вздрогнул. Он засунул руки в пустые карманы и вывернул их наизнанку, показывая мужчине в полицейской форме.
— Тебя ограбили.
Ник кивнул.
Мужчина в «хаки» повернулся и направился в свой кабинет. Через секунду он вернулся, неся карандаш и блокнот. Он протянул их Нику. На блокноте была надпись: Принадлежит шерифу Джону Бейкеру.
— Итак, как же тебя зовут?
— Ник Андрос, — написал Ник.
— Мне не приходилось слышать о тебе, — недоуменно покачал головой Бейкер. — Ты также глухой?
Ник кивнул.
— Так что же с тобой произошло прошлой ночью? Док Соумс и его жена еле откачали тебя, парень.
— Меня ограбили и побили. В миле от центра города.
— Вообще-то это не самое лучшее место для прогулок. Да и пить, парень, тебе рановато.
Ник протестующе замотал головой:
— Я выпил только две кружки пива. Разве за это нужно бить? Мне двадцать два года. Я имею право.
Бейкер удивленно воззрился на него:
— Ты не выглядишь на свои годы. А что ты здесь делал, парень?
— Я только путешествовал. Я не сделал ничего дурного. Я подрабатывал на фермах. В последний раз — у Ричарда Эллертона, в шести милях отсюда. Я вычистил у него конюшню. Он заплатил мне за неделю, а парни, побившие меня, забрали все деньги.
— Ты уверен, что работал у Эллертона? Я ведь могу проверить! — Бейкер вырвал листок, на котором Ник указал свои имя и фамилию, и, сложив, засунул в нагрудный карман.
Ник кивнул.
— Ты видел его собаку?
Ник кивнул.
— Какой она породы?
Ник написал:
— Большой доберман. Очень красивый.
Бейкер удовлетворенно посмотрел на юношу и направился в свой кабинет. Потом он выглянул оттуда и поманил Ника пальцем. Тот приблизился.
— Ты хочешь есть?
Ник покачал головой, потом сделал движение, будто он подымает стакан и что-то пьет.
— Кофе? Сейчас угощу тебя. С сахаром и сливками?
Ник отрицательно покачал головой.
— Что ж, пойдем.
Они шли, и Бейкер без умолку болтал, но Ник думал о своем, не понимая смысла сказанных слов. Шериф завел юношу в кабинет и налил из высокого термоса чашку крепкого черного кофе. На столе лежал сверток, в котором, очевидно, Бейкер принес из дома завтрак. Ник отпил кофе. Напиток обжег рот, но ему сразу стало лучше.
Он дотронулся до плеча Бейкера, и, когда тот оглянулся, Ник указал на кофе, потом на свой живот и благодарно сжал руки.
Бейкер улыбнулся.
— Ты хочешь сказать, что кофе хорош? Моя жена Джейн — мастерица варить кофе. — Он очистил яйцо и отправил его в рот, тщательно пережевывая, затем указал вилкой на Ника. — С тобой интересно. Как в пантомиме. Ты все показываешь очень понятно.
Ник сделал рукой неопределенный жест.
— Я не стану задерживать тебя, — продолжал Бейкер, — и вот почему. Мне совершенно ясно, что не ты затеял драку. Но может быть, ты сам захочешь задержаться? Я имею в виду, может быть, мы сумеем поймать ребят, так обошедшихся с тобой. Твой ход?
Ник кивнул и написал:
— Вы думаете, я смогу получить у них назад свои деньги?
— Наверняка сказать трудно, — задумчиво ответил Бейкер. — Я только шериф, парень. Но попытаться стоит. Сколько их было?
Ник показал сперва четыре пальца, потом, подумав, поднял и пятый.
— Ты мог бы узнать кого-нибудь из них?
Ник поднял один палец и написал:
— Большого блондина. Наверное, вашего роста. Серая рубашка и джинсы. Кастет. Он избивал меня.
Когда Бейкер прочитал это, его лицо изменилось. На нем теперь была написана только ярость. Ник, решивший, что ярость направлена против него, сжался в комочек на стуле.
